Главная > Расчеты > Александр Кунин: «В России я вижу будущее не комиксов, а рисованных историй. Как ты видишь будущее комиксов в России

Александр Кунин: «В России я вижу будущее не комиксов, а рисованных историй. Как ты видишь будущее комиксов в России

Директор Центра комиксов и визуальной культуры РГБМ Александр Кунин - о работе с регионами и о крупнейшем фестивале рисованных историй 1–12 мая

С 1 по 12 мая в московским центре дизайна ArtPlay пройдет « » — существующий с 2002 года крупнейший фестиваль визуальной культуры во всех ее проявлениях, но в первую очередь — комиксов, давших фестивалю название. Третий год основными организаторами фестиваля выступает Центр комиксов и визуальной культуры , вот уже пять лет существующий в Российской государственной библиотеке для молодежи , и лично его директор Александр Кунин . Он заглянул к нам в редакцию Года литературы.

Интервью: Михаил Визель
Фото: Игорь Курашов

Давайте начнем с простого вопроса. Центр комиксов и визуальной культуры — это, попросту говоря, библиотека комиксов?

Александр Кунин: И да, и нет. Название появилось пять лет назад, и в ту пору говорить о комиксах, манге, графических историях в библиотеке было как-то совершенно неудобно. Но комикс — это уже привычное явление в мировой библиотечной практике. Мы хотели сделать его более-менее понятным и для наших библиотекарей. Поскольку РГБМ — библиотека федерального уровня, то всякая идея, всякий эксперимент, к которому мы обращаемся, серьёзно воспринимается в отрасли, в регионах. Мы опасались ошибиться. Поэтому решили подойти к комиксам со стороны визуальной культуры в целом. Показать их как часть общемирового культурного пространства, и объяснить, что почти все привычные визуальные клише (из кино, сериалов и т.д.) связаны с комиксами. Показать наглядно нашим библиотекарям, что, как бы мы ни относились к этому виду искусства, если не будем с ним грамотно работать, то можем потерять целую группу молодых читателей.

Поэтому сначала мы создали вот такую форму — Центр комиксов и визуальной культуры — и, соответственно, в поле своего внимания включили не только комиксы, но и кино, анимацию, книжную иллюстрацию. Теперь мы перестраиваемся и переходим к более узкому направлению, подготавливая почву для создания Национального центра рисованных историй и изображений — по тому же типу, как это существует во Франции, в Китае или в Японии. Углубимся в пространство книги еще больше.

А что вообще послужило толчком для выделения в Молодежной библиотеке отдельного структурного подразделения со своим штатом и расписанием — Центра комиксов и визуальной культуры? Это лично под вас было создано или как вообще это получилось?

Александр Кунин: В 2010 году в Интернете появилась информация о том, что в РГБМ есть комиксы. Я в то время занимался различными экспериментами в этой области, пользуясь поддержкой Хихуса, первого директора фестиваля «КомМиссия». Одним из таких экспериментов был круглый стол издателей, книготорговцев и библиотекарей, в рамках которого планировалось обсудить комиксы с позиции различных сфер книжного бизнеса. Естественно, узнав о Библиотеке для молодежи и о том, что в их фонде есть комиксы, я обратился к директору, Ирине Борисовне Михновой.

Она откликнулась, и это был единственный библиотекарь, который согласился участвовать в проекте. Встреча получилась феноменально успешной. Люди заплатили деньги за билет, чтобы оказаться на встрече, задать вопросы издателям: «Почему вы издаете дешевую мангу с плохим переводом вместо того, чтобы публиковать культовые и классические произведения?», «Почему не обращаетесь за переводом к фанатам-сканлейтерам, которые сами переводят комиксы и выкладывают в Интернет уже многие годы?».

С другой стороны, они спрашивали книготорговцев: «Почему вы размещаете комиксы и мангу в детском отделе, и мы — подростки 14–17 лет — чувствуем себя какими-то изгоями в книжном магазине?» Ну и, соответственно, много было вопросов и библиотекарям: «Неужели вы воспринимаете этот книжный формат?», «В вашей библиотеке это есть?» На Ирину Борисовну встреча произвела впечатление, она поняла, что комиксы — это сложная, проблемная тема, а Библиотека для молодежи — это место решения проблемных вопросов молодежи. Тогда родилась идея организовать специальный уголок под комиксы, меня пригласили на правах консультанта, но увидев библиотеку, увидев ту команду, которая занимается ее организацией, я предложил им концептуальный план комикс-центра — то есть его организационную структуру, форматы работы, потенциал. Так был организован сектор в отделе культурно-образовательных программ. А спустя несколько лет оказалось, что работы по нашему направлению так много, что я один уже не справляюсь, и наш штат стал понемногу расширяться.

Вам известно, в скольких еще городах, в скольких библиотеках есть такое выделенное структурное подразделение?

Александр Кунин: Это Петербург, Красноярск, Владимир… Возможно, кого-то я еще не учел.

Умберто Эко, большой любитель и знаток комиксов, свои публичные лекции, посвященные «Галактике Гутенберга», любил начинать с того места из «Собора Парижской Богоматери», где каноник Фролло указывает сначала на печатную книгу, потом на фрески, росписи собора, и говорит: «Это убьет то», то есть, общедоступная печатная книга и сопутствующая ей всеобщая грамотность вытеснит поучение через доходчивую картинку. А теперь выясняется, что не убила и не вытеснила. Комиксы — это «месть» этих фресок, или же это явление совершенно другой природы?

Александр Кунин: Я полагаю, что, когда мы говорим о творчестве, об искусстве, то ставить одно против другого — нельзя. Все равно, что противопоставлять кинематограф театру или литературе… Можно говорить о конкретных людях и о том, как они используют потенциал, доступный им в разных видах искусства. Есть, например, совершенно низкопробная литература, а есть книги, которые становятся культурным достоянием. То же самое и с комиксами и рисованными историями. Нужно говорить о культурном значении произведений, и бороться за то, чтобы у авторов была возможность доступа к различным форматам, к различным опытам и, чтобы творчество отечественных или иностранных авторов было доступно читателю.

Ну что ж, давайте поговорим о творчестве отечественных и зарубежных авторов. Вы упомянули, что библиотека, частью которой вы являетесь, — это федеральная библиотека. Вы ведете работу именно как флагман? Ездите в провинцию, устраиваете там какие-то мастер-классы для библиотекарей и для почитателей визуальных историй? Вообще, как и в чем этот федеральный статус проявляется?

Александр Кунин: Работа Центра комиксов и визуальной культуры Российской государственной библиотеки для молодёжи строится в трех основных направлениях. Первое — работа с читателем, с нашим фондом книг и журналов. Второе — культурно-досуговая деятельность: фестивали, клубные встречи, выставки и т.д. Третье — методическая работа, консультирование специалистов из регионов , анализ развития индустрии рисованных историй в России. Мы экспериментируем, разрабатываем новые форматы работы с комиксом. Цели разные: приобщение молодежи к чтению, работа с отдельными категориями читателей, перенаправление внимания читателя к другим видам творчества и видам чтения. Своими наработками охотно делимся с региональными библиотеками. Рассказываем, что такое комикс, что такое манга, что такое рисованные истории как явление глобального мира, и как в разных странах, где нам удается бывать, используется этот формат в библиотеках.

В России 85 субъектов федерации, и в каждом свои социокультурные обстоятельства, свои читатели. Где-то интерес к комиксу именно как к развлечению, а где-то он служит основой для самостийного объединения молодежи в сообщества по интересам. Так же как это было на волне увлечения фотографией в советские годы.

Вы можете сказать, где он «служит основой»?

Александр Кунин: На северо-западе страны ориентируются больше на американский комикс и на скандинавские рисованные истории, что вполне естественно. Самара — центр увлечения рисованными историями, созданными и распространяющимися почти исключительно в интернете, т.н. веб-комикс. А в Новосибирске, Екатеринбурге, Воронеже — больше интерес к манге, то есть к азиатской культуре рисованных историй. Кстати, в Воронеже в конце 1990-х годов стартовал первый, в общем-то, российский аниме-фестиваль, на котором манга так или иначе присутствует все эти годы.

И как, ваша деятельность находит понимание у региональных библиотекарей?

Александр Кунин: С самого начала, а мы начали эту работу с регионами в конце 2010 года, наш директор, Ирина Борисовна Михнова, внедрила в мое сознание мысль, что не надо никому свои интересы навязывать. Пусть каждый регион и каждая библиотека сами решают, что считать достойным для своего читателя, ведь публика всюду разная. И кто, как не региональный библиотекарь, понимает, чем именно рисованные истории могут быть полезны в его работе. К нам обращаются представители региональных библиотек разного уровня — и публичные библиотеки, и специализированные, и ведомственные — и говорят: «У нас есть такой-то интерес у читателей, и мы планируем организовать что-то в своей библиотеке, направить этот интерес в какое-то полезное русло». Мы их консультируем, отвечаем на вопросы, стараясь быть гибкими и адекватными. А затем, если это необходимо, включаемся в совместную работу — это может выражаться в наших визитах с лекциями, мастер-классами и выставками, в организации встреч с художниками, исследователями, в специальных программах для библиотекарей и для читателей. Если эта работа имеет отклик не только в сознании библиотекарей, но и у читателей, то работа продолжается.

Например, в Красноярске несколько лет назад был организован региональный фестиваль визуальной культуры и комиксов, и библиотекари сами придумали всю программу — мы только подсказали им, каких авторов можно пригласить из ближайших регионов. Были задействованы авторы из Иркутска и Екатеринбурга, а сам фестиваль проходил в Красноярске. Со своей стороны мы попытались донести в рамках этого сотрудничества идею, что у региона есть огромный литературный багаж: , Шукшин, …

То есть, писатели, совсем не связанные с молодежной субкультурой.

Александр Кунин: Да, по большому счету. Но это наше наследие, наша литература, и я пытался доказать, что библиотеки могут использовать рисованные истории не только для того, чтобы лишь привлечь читателя в библиотеку. Это будет сиюминутный, недолгий успех. Но можно использовать комикс для развития более серьезной культурной идеи, и это может сработать.

У вас есть такой опыт?

Александр Кунин: Мы получили такой опыт! На следующий год после фестиваля в Красноярске запустили конкурс по Астафьеву, организовали клуб в Краевой молодежной библиотеке и читателям предложили прочитать, собственно говоря, классику русской литературы. И ребята выразили свое восприятие в формате рисованных историй. Смысл был не в том, чтобы переложить Астафьева на комикс, а в том, чтобы показать творчество Астафьева глазами молодежи. Ведь времена меняются, а текст остается прежним. Каким становится восприятие этого текста? Они провели конкурс и сделали выставку. И получили нужный эффект: актуализировали классику литературы в сознании молодежи.

И сейчас, когда мы запускаем всероссийский конкурс «Герой моей семьи, герой моей страны», приуроченный к 70-летию Победы, — мы отчасти опираемся на опыт наших красноярских коллег. Наша идея — попытаться выйти за рамки клише, связанных со Второй и Первой мировыми войнами. Мы предлагаем читателей рассказать о конкретных людях, родственниках, местных героях, но не в привычной для нас патетике. Вот, например, люди, жившие в тылу. Ведь там тоже масса была героических людей и событий.

Но рассказать надо языком комикса?

Александр Кунин: Да. Таким образом, мы, возможно, сломаем этот странный стереотип, который складывается сейчас в молодежной среде: если начали говорить о войне, о патриотизме, о героизме русского народа, то ребята сразу замыкаются, закрываются, они уже знают, о чем и как пойдет речь.

Этим занимается Центр визуальной культуры или Молодежная библиотека?

Александр Кунин: Я говорю сейчас и о нашем Центре, и о Библиотеке для молодёжи, и о библиотекарях в регионах, которые работают с темой патриотического воспитания и считают необходимым в этом поле серьёзно и ответственно работать. Опять же — у нас регионов очень много. Когда я был в Белгороде и жил в студенческом общежитии, ночью я услышал, как люди поют во дворе народные песни. Я подумал, что они издеваются, но оказалось, это не так, фольклор — часть их культуры. Это была молодежь, которая учится в институте — для них совершенно естественно петь песни своих дедушек и бабушек. И это было для меня таким потрясением, что я понял — в этом направлении надо работать. Где-то есть места, где наша национальная культура не заклишированна. Нужно опираться на них.

Есть еще одна задача. Организовав этот конкурс — а в будущем это может быть не военная тема, а научная фантастика, какие-то исторические мотивы и сюжеты — хочется, чтобы регионы увидели друг друга. Поскольку страна огромная, мы друг друга практически не знаем. Возможно, у литературы, у различных видов искусства, в том числе и рисованных историй, эта задача должна быть одной из важных — объединять нацию.

А как технически организован конкурс? Вы кидаете клич и вам присылают по электронной почте работы?

Александр Кунин: Мы объявили конкурс на сайте РГБМ, разослали информацию по библиотекам страны. Ориентируемся в первую очередь на те библиотеки и на тех библиотекарей, которые работают с молодежью. Хотя круг библиотек очень широк, от публичных районных до университетских. До 25 сентября по заявкам региональных библиотек мы выезжаем к ним или устраиваем встречи онлайн. Даем мастер-классы и вводные лекции для библиотекарей, где рассказываем, как можно использовать этот конкурс в библиотечной работе, к каким форматам он дает доступ. А затем проводим мероприятие для читателей, чтобы библиотекари увидели всё это на практике.

У вас большая команда?

Александр Кунин: Нас всего пять человек. Сегодня в штате, кроме меня, руководитель клубного формирования Алим Велитов, киновед-кинокритик, он ведет несколько клубов. Есть профессиональный библиотекарь и пара специалистов, занимающихся исследовательской деятельностью, причем кто-то исследует американскую культуру комиксов, кто-то азиатскую… Один из них непосредственно занимается мониторингом региональной активности.

Но это сотрудники именно Центра визуальной культуры, у них нет других обязанностей в библиотеке?

Александр Кунин: Да, это конкретно наша команда, нас пять человек, мы работаем без выходных практически, поскольку библиотека открывается в 11 утра и закрывается в 10 вечера в будни и работает в выходные, и каждый сотрудник нашего центра по графику работает в зале. Для нас принципиально общение с читателем, чтобы не уйти в какие-то эмпирические дали. В то же время мы ведем клубную работу и ездим по регионам.

Графическая история, комиксы, манга — достаточно специфический вид книжной продукции, который у нас пока развит гораздо меньше, чем в Западной Европе, не говоря уже про Японию и Америку. У вас объективно должны быть какие-то сложности с комплектованием. Каков сейчас ваш фонд по размеру? Каково в нем процентное соотношение русских книжек и изданных за пределами России?

Александр Кунин: Наш фонд насчитывает порядка четырех с половиной тысяч единиц хранения. Это и журнальный и, собственно, книжный фонд. Журнальный фонд у нас представлен теми изданиями, что сейчас выходят. Также мы собираем журналы, вышедшие в девяностые годы, советские и российские. Начиная с конца 1980-х в нашей стране стали выходить разные — переводные в первую очередь — издания, хотя было большое количество и отечественных проектов, которые теперь представляют собой особый интерес и библиографическую редкость, хотя выходили тиражами по сто-двести тысяч экземпляров. Масса была интересных вещей, которые теперь мы разыскиваем, или они у нас есть в одном экземпляре.

Что касается собственно комплектования, то мы предпочитаем иметь дело напрямую с магазинами комиксов (в Москве это «БизаррБук », «Чук и Гик », «28-ой » и ряд других). Появляются дистрибьюторы, которые занимаются комиксами, например, петербургская «Лавка Апельсин » представляет фактически всю подобную продукцию, которая выходит на русском языке — и журналы, и книжные издания.

Что дальше? Каким вам видится дальнейший путь развития этих визуальных историй, рисованных книг? Это путь слияния с книгами традиционными? То есть ситуация, когда человек уже забывает, в каком виде он воспринимает информацию, в виде букв или картинок. Или, наоборот, дальнейшее размежевание? Отдельные книготорговые сети, отдельная дистрибуция, отдельные библиотеки…

Александр Кунин: Вероятно, эти два мира будут существовать параллельно, часто пересекаясь между собой. Всегда будут люди, которые воспринимают мир через текст, и те, кто воспринимает его через музыку или изображения.

Тогда последний вопрос. Расскажите о другом направлении деятельности вашего центра и вашей личной деятельности — о фестивале «КомМиссия». Что будет на «КомМиссии» в 2015 году? Чем она будет отличаться от предыдущих?

Александр Кунин: Международный фестиваль рисованных историй «КомМиссия» возник в 2002 году и все эти годы успешно существует, по сути — он единственный профессиональный фестиваль в этой области, существующий у нас в России, и единственный фестиваль, на котором наши читатели в таком объеме могут познакомиться со всем разнообразием мира комиксов и рисованных историй. Мы устраиваем и лекции по истории, и мастер-классы, и встречи с издателями, и презентации новых проектов (в частности — нашего ), и всякое прочее в том же духе.

В разные годы фестиваль проходил на самых популярных площадках Москвы, от галереи «М’Aрс» до «Винзавода». Теперь основная площадка — Центр дизайна Artplay, с 1 по 12 мая мы займем три больших зала, в совокупности около 10 000 кв. м.

В 2015 году в фестивале примут участие делегации из Китая, Франции, Великобритании, Швеции, Финляндии, Германии и Швейцарии. Главный гость — комиксист Брайан Болланд , работавший вместе с Аланом Муром над образами Бэтмена и Джокера. Будет представлена большая выставка проекта «Респект», посвященного вопросам толерантности и работе с различными социальными группами. Масса творческих и образовательных проектов для начинающих комиксистов. Мы покажем им не только мир комикса, но и смежные пространства, ведь рисованные истории — это путь и в мир рекламы, графического дизайна, анимации, современного искусства… Так на выставке «Влияние 2015: Современная живопись», которая впервые пройдет в рамках фестиваля и впоследствии станет ежегодной, известные российские художники, на которых оказали влияние комиксы, представят свои работы. Среди авторов — Гоша Острецов, Леонид Тишков, Александр Савко, Георгий Литичевский и другие. Будет большая ярмарочная программа, аллея авторов… А то журналисты на фестивале часто спрашивают: «А где же наши, русские художники?»

Теперь мы готовы представить им целую аллею авторов в ответ.

ГодЛитературы.РФ благодарит Софию Сно за помощь в подготовке материала

Мы заходим в маленькую комнату в подвальном помещении Российской государственной библиотеки для молодежи. Именно здесь располагается Центр комиксов и визуальной культуры – штаб-квартира фестиваля рисованных историй «КомМиссия ». Как и полагается штаб-квартире тут полно планов, карт и трофеев: все полки, столы и стены отведены под самые разнообразные комиксы, как российские, так и зарубежные. Здесь не брезгуют переводными новинками, а, если покопаться, то можно, наверное, найти и раритеты из 90-ых, когда комиксы были почти что самиздатом. На диване приютились зацензуренные болгарские стенды, не попавшие на вывеску фестиваля: мероприятие посещают дети, а южнославянские братья оказались весьма фривольны в своих художествах. Здесь же, в комнате Центра комиксов, организован перевалочный пункт – на диване и на полу сложены рюкзаки и куртки участников и волонтеров фестиваля. Хотя сейчас тут тихо, становится понятно, что работа идет полным ходом – в выходные самый накал!

Рассматривая невероятных размеров постер конкурса позапрошлого года, я подмечаю, что сегодня, когда 15 лет, у всех подростков принято спрашивать, кем «КомМиссия » хочет стать, во что вырасти.

«Это полный бред, это сейчас у нас не работает, – с порога отметает Александр Кунин . – На самом деле, за 15 лет, которые существует фестиваль, в нашей стране и в индустрии комиксов, и возможно даже в первую очередь благодаря фестивалю «КомМиссия », очень многое приключилось. «КомМиссия » за эти годы пережила несколько серьезных изменений и сейчас на пороге очередного».

«Я устраивал эксперимент»

Невысокий тоненький молодой человек с умным взглядом за очками, в неизменном черном пиджаке, с аккуратным пробором (про таких говорят «интеллигент») – Александр Кунин – просит называть себя «Чедром». Будучи руководителем Центра Комиксов при РГБМ и главным организатором «КомМиссии », он знает про фестиваль и состояние российского комикса, наверное, больше многих. Чедр всегда подходил к делу основательно: еще в 2008 г. он создал аннотированную онлайн-базу комиксных сайтов рунета и мира и, в то время как все читали комиксы, занялся анализом самой индустрии. Совсем не удивительно, что Чедр в итоге оказался у научного и фестивального руля отечественных рисованных историй.

В 2002 году, когда «КомМиссия » только-только возникла под руководством прославленного Хихуса. Тогда это была тусовка комиксистов, которые хотели просто друг друга увидеть, первая возможность для них понять, что они не одиноки, есть еще другие такие же люди, которые рисуют комиксы, и этих людей не так мало, рассказывает Чедр. В таком формате фестиваль держался несколько лет, пока эта атмосфера уже не приелась. «Ну, да, есть вот такие же комиксисты, хорошо. Но мы хотим продаваться, хотим, чтобы нас узнавали. Почему это не происходит?» Справедливая претензия к фестивалю «КомМиссия », который претендовал на роль центрального события отрасли. Летом 2008 г. произошел серьезный кризис фестиваля, который был связан не только с объективными причинами, но и с некоторыми личными обстоятельствами руководства фестиваля. Подробный рассказ об этом моменте жизни фестиваля можно найти в статье Хосе Аланиза , регулярного посетителя «КомМиссии ».

В 2010 году происходит следующий серьезный перелом в судьбе фестиваля, продолжает Чедр: благодаря «КомМиссии » появляются культурные институции, которых до этого не было. Александр имеет в виду книжные магазины и отделы комиксов в библиотеках. Именно тогда возникает магазин «Чук и Гик », и в этом же году появляется библиотека комиксов, Центр комиксов и визуальной культуры.

«Я устраивал эксперимент, – рассказывает Чедр. – Хихус разрешал мне на фестивале делать то, что мне хотелось. Так мы устроили первую открытую библиотеку комиксов, и я помню, как АСТ, Эксмо, Сакура-Пресс и другие издательства предоставили книги. Мы сначала боялись, что у нас все украдут в первый же день, потому что мы бы, наверное, сами все украли! Но все вышло иначе, и библиотека пошла на ура. Потом мы устроили круглый стол книготорговцев, издателей и одного библиотекаря – это была директор РГБМ Ирина Борисовна Михнова. И благодаря этому круглому столу удалось заинтересовать РГБМ комиксами, а затем и вписаться в структуру этой федеральной библиотеки. И все это случилось исключительно благодаря фестивалю «КомМиссия »!»

Александр объясняет, что библиотека комиксов в РГБМ – это путь в регионы. Например, фестивалю удалось пробить возможности для самарских друзей, Выставки Авторского Комикса под руководством Александра Козлова и Константина Буянова, чтобы они тоже «вписались в библиотеку». Теперь они не просто в антикафе встречаются, а есть библиотека, есть залы, есть фонд.

Я замечаю, что это настоящая институциализация: в голове возникает образ кабинетов, чиновников и печатей, но Чедр, видимо, имеет в виду другое: возможности для развития отрасли.

«Именно! – восклицает Александр. – И, как ни странно, если институтов этих нет, то и индустрии никакой не будет. Посмотрите, например, что происходило в конце 80-х, в 90-е годы. Комиксы издавались, но не было институций, никто не поддерживал отрасль. Не было ни специальных магазинов, ни специальных библиотек, ни специальных фестивалей, ничего такого не было. В итоге многотысячные тиражи – они ушли, и где они сейчас, непонятно».

«Все ориентируются по большому счету именно на формат ComicCon»

Следующий очень важный этап в жизни «КомМиссии » случился с появлением первого ComicCon в Москве.

«Максим Маслов, продюсер и организатор выставки «ИгроМир », обратился ко мне, говорит: «Давай попробуем как-то включить комиксы в нашу программу, сделать что-то. Давай подумаем», – вспоминает Чедр. – Мы стали придумывать, сделали очень аккуратный первый ComicCon , который был на самом деле расширенным «Игромиром », но мы все оказались ошарашены количеством посетителей и их отношением. Это были реальные гики, это была не та аудитория, которая приходила в 2010-13 году на фестиваль «КомМиссия »».

Я вспоминаю сносящие все на своем пути толпы девочек с безумным от обожания взглядом, рвущихся к сцене с Мишей Коллинзом, актером сериала «Сверхъестественное» и первой большой «звездой», которую организаторы смогли привезти на фестиваль. Все они мало имеют отношения к комиксам. На скромно сидящего в уголке Дэвида Ллойда – на минуточку, художника одного из известнейших графических романов «V значит Вендетта »! – многие даже не обратили внимания.

«Но что важно еще, ComicCon сильно ударил по всем, – продолжает Чедр. – В России появился формат и новое отношение к комикс-фестивалям. И как мне кажется, хотя может я и ошибаюсь, но те фестивали, которые сейчас проводятся в нашей стране – а их много – они все ориентируются по большому счету именно на формат ComicCon ».

фото из архива РГБМ

Был впервые проведен в Москве в 2002 году по инициативе комиксиста Хихуса и куратора Натальи Монастыревой. Цель «КомМиссии» - продвижение и развитие искусства комикса в России. Александр Кунин - координатор фестиваля «КомМиссия», который проходит в этом году 2-3 и 10-11 мая, руководитель первого в России Центра комиксов и визуальной культуры, созданного в 2010 году на базе Российской государственной библиотеки для молодежи в Москве, и составитель аннотированной базы комиксных сайтов рунета и мира.

- «КомМиссия» в этом году проводится в 13-й раз. Что изменилось за эти годы?

Было несколько этапов в истории фестиваля. Первый - в 2001-2002 годах. Тогда люди приезжали в Москву со всех концов страны, в «сарай» Зверевского центра современного искусства, просто потому, что хотели увидеть друг друга. Раньше они общались только через сайт сетевого журнала комиксов «Комиксолет» и на форумах, больше никак. Второй этап - обретение своего места. Долгое время главным на фестивале было представление иностранных авторов. Выставки иностранных художников пользовались большой популярностью, потому что наши люди хотели знать, что это такое, как это выглядит, как это рисовать. Сейчас наступает следующий этап, когда у российского комикса уже есть мейнстрим - какой бы он ни был, есть авторский комикс, коммерческий комикс, разные направления и стили. Теперь «КомМиссия» должна стать главным профессиональным форумом.

- Я слышал, что осенью в России намечается еще один фестиваль комиксов - Comic-Con .

Да, в октябре, в рамках выставки «Игромир». Решение руководства «Игромира» запустить новый фестиваль понятно: почти все художественные вселенные, существующие вокруг компьютерных и настольных игр, или начинали формироваться с комиксов, или послужили созданию культовых комиксов.

- Для «КомМиссии» это конкурент?

- Мы будем активно помогать в организации. И ни о какой конкуренции тут речи быть не может. Наоборот, сосуществование двух таких фестивалей очень важно. Comic- Con Russia и «КомМиссия» - два принципиально разных формата. «КомМиссия» - профессиональный форум, цех отечественных рисованных историй, а «Мир героев» - массовое шоу со звездами - для всех фанатов комиксов. Оно может собрать 150-200 тысяч посетителей, а «КомМиссия» - 10-20 тысяч. Здесь главное - творцы, которые со временем сами станут звездами. Будущему автору комиксов или уже состоявшемуся профессионалу важно знакомство с другими авторами, у которых можно поучиться чему-то новому, узнать секреты мастерства, получить грамотную оценку своих работ - что мы и предлагаем на «КомМиссии».

Комикс существует между книжной иллюстрацией и карикатурой, не являясь ни тем, ни другим.

- На «КомМиссии» выставляются работы со всей России?

Конечно, и участвовать в конкурсе могут все - и профи, и любители. Ключевые центры кроме Москвы и Питера - Самара, Екатеринбург, Новосибирск, Красноярск. Там развита эта культура, там огромный фандом. Мы постоянно получаем оттуда работы, сами ребята приезжают, и потом видно, как они вырастают и работают где-то в рекламе, для журналов, создают свои комиксы. Но «КомМиссия» не планирует быть закрытым мероприятием для своих. С подачи Хихуса мы три года тестировали новый для себя фестивальный формат: «День открытых миров» (ДОМ). Это фестиваль, где представители разных субкультур могут рассказать о себе, пространство, где мы ломаем психологические барьеры между поколениями.Первые три года «КомМиссию» и ДОМ проводили в разные времена года, теперь решили их объединить. Так что нынешняя весенняя сессия «КомМиссии» - последняя. Ее финальная часть пройдет 10-11 мая в Библиотеке для молодежи. С осени 2014 года мы окончательно переходим на формат «ДОМ. КомМиссия». Этот вариант нам кажется идеальным: есть профессиональная тусовка, мы показываем, с одной стороны, высокие образцы, а с другой - работаем на аудиторию. В этом смысле ориентир для нас - Открытый российский фестиваль анимационного кино в Суздале, с которым мы дружим - в этом году устраивали там свою секцию, посвященную связи комиксов и анимации.

Фото предоставлено Александром Куниным

- Можно констатировать, что комикс в России теперь прочно занял свое место?

Комиксы в России долгое время находились в маргинальном состоянии. Раньше мы с ними не могли никуда пробиться, все делалось на чистом энтузиазме. Хихус пытался доказать, что комикс - это искусство, в первые годы существования фестиваля именно на это делался упор. В родственной нам мультипликации за постсоветское двадцатилетие сложилась нормальная индустрия со всеми атрибутами, которая готова предложить миру самобытный качественный продукт. Тот же Суздальский фестиваль пользуется государственной поддержкой, в нынешнем году туда приехал сам министр культуры, а «КомМиссии» даже город вначале не помогал.

- Но фестиваль обычно проходил на заметных московских площадках и имел большой резонанс.

Да, и в галерее М"АРС, и в культурных центрах «Винзавод» и Artplay . Нас поддерживали весьма серьезные коммерческие организации. К нам приезжали известные художники - Энки Билаль (по мотивам его комиксов снят фильм «Бессмертные: война миров», где он выступил сценаристом и режиссером), Бенуа Сокаль (автор компьютерной игры «Сибирь»), Мебиус (работал над фильмами «Пятый элемент», «Дюна», «Бегущий по лезвию бритвы», «Трон», «Чужой»). Все эти годы фестиваль демонстрировал, что комиксы «выросли», что это всепроникающее искусство. Сегодня нам уже не надо это доказывать, все это понимают. В последнее десятилетие у нас в стране появились и библиотеки комиксов, и профессиональные издательства, и масса самобытных авторов, и куча сайтов.

Нам не нужен Супермен, нам нужен герой со своим лицом.

- Можно говорить, что в России возникла индустрия комикса? Из чего такая индустрия складывается?

Прежде всего, должен быть заполненный прилавок. Еще один момент - издатели, которые занимаются непосредственно выпуском комиксов. И точки реализации. Если бы 10 лет назад у нас появилось огромное количество русских авторов со своим ярко выраженным стилем и они начали активно публиковаться, это ничем бы не кончилось. Их негде было продавать и некому.

- Но теперь-то магазины есть.

Только в Москве существует четыре магазина комиксов офлайн. Четыре! «Чук и Гик», «Пин Комикс», «Кадр» и «Бизарр Бук», который вот буквально сейчас открывается на «Черкизовской». Это очень круто, если учесть, что еще 10 лет назад не было практически ни одного. Огромное количество магазинов комиксов разбросано по регионам. По всей стране, в каждом городе есть кто-то, кто торгует комиксами. Нет ни одного федерального центра - областного, краевого, республиканского, где бы не было магазина комиксов - и по два, по три.

- Их создают какие-то местные энтузиасты?

Да, причем многие региональные магазины комиксов начинаются с интернета, с соцсетей, с группы «ВКонтакте». Так, например, появился магазин в Пензе. Парнишка покупал через eBay комиксы, синглы, которые ему были нужны. Потом их у него накопилось много, появились вторые экземпляры, он объявил, что готов их желающим высылать. Сейчас уже подумывает открыть офлайн-точку в своем городе. Это такая неформальная сеть, люди просто знают друг о друге. Если где-то появляется, например, «Секира старого Торира» - вышла такая книжка любопытная - и вся тусовка узнала, что такая книжка есть, ее можно заказать. Если ты торговцу комиксами в Рязани скажешь: «Я хочу эту книжку» - ему не составит труда достать ее за неделю.

- Индустрия возникает из сообществ, где все строится на личных связях?

Отчасти да, так формировалась, например, альтернативная система распространения в Америке, они начинали с такого полуандеграундного пространства.

Фото предоставлено Александром Куниным

- Как вы относитесь к издательскому проекту Артема Габрелянова, который наводнил наши прилавки?

Когда его журнал Bubble появился, это был адский трэш - было ясно, что люди не понимают языка комиксов. Комикс существует между книжной иллюстрацией и карикатурой, не являясь ни тем, ни другим. Когда люди приходят в комикс из книжной карикатуры, получается просто развернутая карикатура, а никак не комикс. Как я понимаю, из этого было сложно выбраться, потому что истории были короткими. В одном журнале - несколько страниц одного сериала, несколько страниц другого, какие-то отдельные стрипы. Автор не успевал расписаться. Когда вышли первые выпуски четырех серий, которые они запустили («Майор Гром», «Красная Фурия», «Инок» и «Бесобой»), все восприняли это с большим скепсисом. Мы решили, что не будем их на «КомМиссию» звать. Однако путь, который выбрал Габрелянов, оказался верным. Хотя, конечно, не все из запущенных им серий стали успешными.

- А какая, кстати, самая успешная?

Комикс «Майор Гром». Самый популярный, самый продаваемый.

- Эксплуатация советской эстетики?

Да, она работает. У нас должен быть свой путь, мы должны касаться собственной истории. Нам не нужен Супермен, нам нужен герой со своим лицом. Даже если это русский витязь или конкретный исторический деятель, это лучше, чем что-то абстрактное. И важно, чтобы образовались разные полюсы. Полюс, где комикс - искусство, возможно, уже сложился. Теперь нужен противоположный полюс - массового комикса. То, что делает Артем Габрелянов, в принципе, близко к этому. Сейчас мы смотрим на него как на человека, который делает большое дело. У его журнала очень широкая аудитория. Когда у наших комиксистов появится свой язык, когда они смогут четко представлять, для кого работают, тогда у нас будет свой собственный комикс.

Фото предоставлено Александром Куниным

- Наша культура переварит заимствованную традицию, сделает ее своей?

Я не вижу другого пути. Повальное увлечение мангой закончилось у нас тем, что многие авторы, которые начинали как анимешные, со временем перешли на совершенно русские сюжеты. Мы должны создать свой, русский, комикс. И «КомМиссия» сейчас должна сконцентрироваться на развитии полноценного, конкурентоспособного русского комикса, который смог бы стоять в одном ряду с европейскими рисованными историями, японской мангой и прочими мировыми стилями в этом искусстве.

- А у нас есть комиксы, которые посвящены, например, опыту ГУЛАГа, лагерей, политических судов?

- Евфросиния Керсновская делала рисованные истории, но я не думаю, что это будет популярно у нас. Есть Вика Ломаско, которая делает графические репортажи.

- Но она ведь художник.

Она балансирует на границе жанров, ее графический репортаж очень близок комиксу. Еще можно вспомнить то, что делает Алексей Иорш - он будет выступать у нас с рассказом про андеграундный комикс; например, его работу, посвященную истории московского арт-активизма, с которой он номинировался на Премию Кандинского.

Вы упомянули Алексея Иорша. С кем-то еще из комиксистов-первопроходцев ваш фестиваль поддерживает отношения?

С некоторыми комовцами (участники комикс-студии «КОМ», основанной в 1988 году. - Ред. ). Аскольд Акишин, Михаил Заславский, Алим Велитов, Алексей Капнинский, Илья Савченков, Илья Воронин - они до сих пор работают, эта школа жива. Да, некоторые уехали, но существовать в русском культурном пространстве можно и находясь за границей. Вот Андрей Аринушкин будет выступать у нас с бесплатным мастер-классом. Когда в 2011 году мы решили его сюда вытащить, опасались, что он откажется, а он обрадовался, что может быть здесь интересен. И еще больше - когда увидел эту армию поклонников и поклонниц, которые к нему выстроились за автографом.

Фото предоставлено Александром Куниным

- Каковы перспективы российского фестиваля комиксов в нынешней политической атмосфере?

Атмосфера, конечно, сложная. Раньше мы просто показывали иностранных авторов, а сейчас обстоятельства заставляют нас перейти в несколько другой режим. Посольства отказываются привозить сюда авторов, отказываются спонсировать культурную программу. У нас есть друзья в Ангулеме (Франция), где проходит фестиваль и находится центр рисованных историй, мы с ними постоянно сотрудничаем. В прошлом году к нам приезжала директор библиотеки из этого центра. Тот же Бенуа Сокаль приезжал на средства французского культурного центра. Сейчас французы сократили бюджет на все - ни современный балет, ни кинематограф, ни литература, ни комикс здесь теперь не представлены.

- Ваш собственный сайт, «Хроники Чедрика» , задумывался, насколько я понимаю, как летопись того, что происходит с российским комиксом? Успеваете его поддерживать?

С очень большим трудом, поскольку появился сайт Центра комиксов Библиотеки для молодежи и я стал активнее участвовать в организации фестиваля. Но бросать проект не хочется. Я понимаю, что «Хроники Чедрика» должны быть посвящены именно такой летописи, хотя и не очень представляю, что будет в нашей стране через месяц.

Обманчивая ткань реальности
Владимир Набоков и наука

Тяжкие грехи психоанализа. Владимир Набоков, как известно, не отличался мягкостью суждений и осторожностью оценок. В своих лекциях, интервью и частных беседах он не щадил самых известных и признанных поэтов и писателей - Т.С. Элиота, Э. Паунда, Ж.П. Сартра, У. Фолкнера, Ф. Мориака, пренебрежительно отзывался о Пастернаке-романисте, а Достоевского считал не более чем посредственным литератором, почитаемым без должных на то оснований. Высказываясь довольно охотно по различным научным проблемам, он не проявлял никакого почтения к принятому этикету академической уравновешенности и беспристрастности. Воинственный, даже задиристый дух его критики направлялся не только на эксперименты и теории, но и на их знаменитых создателей.

И все же нападки Набокова на психоанализ и самого Зигмунда Фрейда резкостью и настойчивостью выделялись даже и на таком фоне. Из беседы с Олвином Тоффлером (1963): "Фрейдизм и все, что он испакостил своими нелепыми толкованиями и методами, кажется мне одним из самых отвратительных способов, которыми люди обманывают самих себя и других. Я полностью его отвергаю, вместе с некоторыми другими средневековыми штуками, которые все еще восхищают невежественных, заурядных или очень больных людей” .

Известно, что рождение психоанализа вызвало удивление и отвращение у обывателей Вены и немалой части врачей, впервые услышавших о новой теории. Наделение детей (невинных ангелочков 19 века) сексуальностью казалось венским психиатрам нелепой выдумкой, лишенной какой-либо научной основы. Но более всего возмутило публику предположение, что психоневрозы вызываются сексуальными домогательствами, от которых дети, особенно девочки, страдают в ранние годы. Фрейд, впрочем, вскоре признал, что рассказы о соблазнениях могут быть как реальными эпизодами детства, так и фантазиями пациентов.

У Набокова, похоже, не было особых сомнений в эротических чувствах детей, как и в том, что эти чувства могли побуждаться взрослыми из близкого окружения. Биографическая «Память, говори» повествует о детских увлечениях писателя: 8 –ми лет он был «горячо увлечен Зиной, прелестной, загорелой, капризной» девочкой, а чувства к Коллет, захватившие 10-летнего Владимира, казались ему вполне серьезным любовным переживанием

Ван Вин, главный герой романа «Ада», проф. психиатрии и яростный противник Фрейда, навсегда сохранил "незабываемые, слишком, слишком ранние посвящения в мужественность, происходившие в тот краткий зазор времени – между молочным коктейлем и постелью, – когда мальчика умелой рукой ласкала его прелестная английская гувернантка – в одной нижней юбке, с чудными грудками” .

У Набокова (в романах, разумеется) сексуальная активность не очень-то смущена возрастными и родственными барьерами. Да и современное общество, надо признать, не отвергает больше со страхом и негодованием сообщения о детской эротичности.

Возмущение, даже негодование, вызвало у Набокова вовсе не утверждение о реальности либидо у детей, но причудливая форма, в которой, по мнению Фрейда, оно проявляется.

Скрупулезно анализируя собственную психику, Фрейд обнаружил главное звено, которое должно было связать все его построения. Трагедия Софокла «Эдип царь» на венской сцене произвела на него впечатление столь сильное, что определила понятия, в которых он представил своё открытие: «...оракул снабдил нас до нашего рождения таким же проклятием, как и Эдипа. Всем нам, быть может, суждено направить наше первое сексуальное чувство на мать и первую ненависть и насильственное желание на отца; наши сновидения убеждают нас в этом.

Царь Эдип, убивший своего отца Лая и женившийся на своей матери Иокасте, представляет собой лишь осуществление желания нашего детства. Но более счастливые, нежели он, мы сумели отщепить наше сексуальное чувство от матери и забыть свою ревность по отношению к отцу. Человек, осуществивший такое первобытное детское желание, вселяет в нас содрогание, мы отстраняемся от него со всей силой процесса вытеснения, которое претерпевают с самого детства эти желания в нашей душе» .

По Фрейду, эдипов комплекс универсален, и успешное его разрешение – необходимая стадия в развитии психически уравновешенной личности. Разрастание этой темы породило немало мифологических интерпретаций с их специфическим языком и терминологией. Титан Кронос оскопил и лишил власти своего отца Урана. Но соперничество маленького мальчика с отцом, неизбежное в каждой семье, разрешается при ином соотношении сил, что и порождает комплекс кастрации – как возможное наказание за притязание на обладание матерью. Оба комплекса, как неприемлемые для сознания, подвергаются вытеснению, но обнаруживают себя в невротических симптомах и сновидениях.

Набоков удачно пародирует этот язык, когда супружеская чета психоаналитиков из романа «Пнин», Эрих и Лиза, анализирует свои отношения с сыном: «...всякий младенец мужеского пола одержим страстным желанием оскопить отца и ностальгическим стремлением вернуться в утробу матери». Или: «У Эриха твердый эмоциональный блок в отношении Виктора. Воображаю, сколько раз мальчик должен был во сне убивать его» .

Фрейд считал свои построения безусловно научными. Успешный невролог и автор тщательно выполненных работ по нейроанатомии, он полагал, что обнаружил новый метод исследования и создал на его основе новую науку, новую психологию (метапсихологию), способную осветить все темные углы и все патологические искажения. Человек, по сути, 19 века, он взял для своих построений открытие этого времени - закон сохранения энергии. "Психическая энергия", этот особый вид энергии, который еще недоступен измерению, приводит в действие все механизмы человеческой личности, сохраняясь при всех трансформациях. Та её часть, которая ищет наслаждения, окрашена особым образом, вполне оправдывающим её название – либидо. Попытки погасить ее всегда неудачны и опасны. Вытесненная, изгнанная из сферы сознания, она угрожает психическому благополучию. Самое достойное ее применение происходит при сублимации, когда она становится творческой энергией художников и поэтов. Исследуя жизнь Леонардо да Винчи, Фрейд посчитал её лучшим примером такой сублимации .

Превращение либидо в творческую энергию представлялось Набокову еще одним нелепым утверждением психоанализа. «Не талант художника является вторичным половым признаком, как утверждают иные шаманы и шарлатаны, а наоборот: пол лишь прислужник искусства»

И наконец, третье превращение либидо, столь важное в психоаналитической теории, казалось Набокову особенно возмутительным: «Одно из величайших явлений шарлатанского и сатанинского абсурда, навязываемого легковерной публике, - это фрейдовское толкование снов. Каждое утро мне доставляет радостное удовольствие опровергать венского шарлатана, вспоминая и объясняя подробности своих снов без единой ссылки на сексуальные символы и мифические комплексы»

Неприятие фрейдовской метапсихологии, скептическое отношение к главным её разработкам не представляло ничего исключительного не только при зарождении учения, но даже и во времена глубочайшего его проникновения во все области западной культуры. И все же не было, кажется, никого, кто мог бы сравниться с Набоковым по резкости, настойчивости, постоянству, богатству и разнообразию приемов, удивительной изобретательности разоблачений.

Все переводы своих романов на английский Набоков снабжал предисловиями, в которых не забывал венскую делегацию: «Соблазнительной формы предмет или сон по-венски, который рьяный фрейдист, как может ему показаться, разыщет на дальней свалке моих пустырей, окажется при ближайшем рассмотрении издевательским миражом, подстроенным моей агентурой» .

Эти миражи и капканы требуют немалых усилий для их обнаружения среди психологических коллизий набоковских романов, которые кажутся особенно пригодными для фрейдистских толкований. Четвертая глава 2 части романа «Ада» целиком посвящена снам Ван Вина, которые сам он (проф. психиатрии) разделяет на профессиональные и эротические. Последние как бы напрашиваются на психоаналитические интерпретации: Ада и Люсетта манипулируют кукурузным початком, который превращается в половой член, используемый для орального секса, а в следующей сцене «высоко задирая гладкие зады, они утоляют жажду, лакая из лужи его кровь» . Метафорический смысл сна, связанного с болезненными для Вана событиями совершенно очевиден. Но применимость психоаналитических трактовок не более чем кажущаяся. Ни читателям, ни самому Вану не требуется никаких расшифровок. Нет тут и символов, которые укрывали бы его отнюдь не платоническое влечение к сестре.

По Фрейду, «теория вытеснения является краеугольным камнем, на котором построено все здание психоанализа и важнейшей частью последнего» . Только то, что вытеснено из сознания (как неприемлимое) может проникнуть в него виде символов, которые раскрываются лишь в процессе психоанализа. Этот принцип и позволяет распознавать набоковские имитации.

Вот еще одна из его искусных ловушек.

Гумберт Гумберт, полный волнения и тревоги, ожидает близости с Лолитой.
«Я уже собирался отойти, когда ко мне обратился незнакомый голос: „Как же ты ее достал?“ – „Простите?“. – „Говорю: дождь перестал“, – „Да, кажется“. - „Я где-то видал эту девочку“, – „Она - моя дочь“. - „Врешь, не дочь“, – „Простите?“ - „Говорю: роскошная ночь“» .

Диалог кажется типичным примером того, что Фрейд описывает в «Психопатологии обыденной жизни», всех эти оговорок, описок, а в данном случае – ошибок слуха. Но сходство лишь внешнее. Нет здесь внутреннего конфликта, вытесненного и стремящегося прорваться. Гумбертовская тревога вполне им осознанна и причина «ослушек» очевидна. Это иллюзии, вызванные эмоциями, так их и называют в психиатрии – аффектогенные иллюзии.

Приведенные выше примеры можно было бы без труда умножить.

Герои Набокова охотно имитируют психоаналитический жаргон. «Она все еще маячит... между двумя зонами, анальной и генитальной...», - говорит о Лолите её школьная патронесса . Гумберт Гумберт из этого же романа планирует самоубийство: «...оттяну крайнюю плоть пистолета и упьюсь оргазмом спускового крючка - я всегда был верным последователем венского шамана» (там же, ч. 2, пар. 29).

Приходится признать, что всемирно известный писатель был озабочен разоблачением психоанализа столь сильно и повторял свои нападки столь настойчиво, что породил немало подозрений в отношение его скрытых мотивов и побуждений. Да и враждебность по отношению к самому создателю психоанализа проявлялась в такой форме, которая сама по себе требовала объяснений.

К примеру, в романе «Bend sinister», без явной связи с происходящим, сообщается такая подробность: «На дне унитаза плавал конвертик от безопасного лезвия с ликом и подписью д-ра З. Фрейда» (гл. 5). А в последнем романе Набокова о его героине сказано, что “одиннадцати лет она прочитала A quoi rêvent les еnfants (что видят во сне дети ) некоего Фрейда, душевнобольного доктора” .

Для психоанализа не составило труда распознать набоковские мотивы при помощи своих испытанных понятий. Чрезмерные усилия по восхвалению или, наоборот, настойчивая демонстрация ненависти, несоразмерные проявления этих чувств свидетельствуют о подавленных чувствах противоположного качества. Книжный пример: моралист, которого одолевают сексуальные вожделения, становится страстным борцом с порнографией . Такой способ психологической защиты именуется реактивной формацией.

David G. Cohen: «Мы можем предположить, что набоковская воинственность побуждалась глубоким уважением к работам Фрейда и что агрессивная риторика и бичующие выражения скрывают истинный ход набоковского мышления. Фрейда и Набокова правильнее считать соперниками, чем врагами, двумя писателями со схожим пониманием того, как воздействует текст на читателя и как рождается его, текста, значимость» .

Но чтобы подкрепить это предположение требовалось раскрыть причины, которые делали принятие психоанализа невыносимым для набоковской психики. Alan Elms: Набоков ненавидел Фрейда не потому, что их концепции человеческой природы были радикально различны. Он ненавидел Фрейда потому, что они были так похожи. Именно это порождает нарцистизм малых различий (Фрейд), без которых двое стали бы пугающе идентичны. Эти-то малые различия и вызывают отчуждение и враждебность .

Убедительность такого объяснения равна убедительности всех вообще психоаналитических трактовок. Оно может казаться привлекательным или просто забавным, и это скорее дело вкуса, чем рациональных доказательств.

Некоторые журналисты стремились выяснить, нет ли у Набокова личного и неудачного опыта общения с психоаналитиками. Писатель ответил в свойственной ему манере:

«Это испытание само по себе слишком глупо и отвратительно, чтобы подумать о нем даже в шутку» . (Интервью Олеину Тоффлеру.)

Тем, кто пытался понять набоковское неприятие фрейдизма, важно было установить насколько глубоко он знал психоанализ. Welsen приводит противоречивые мнения, даже и такое, что писатель был знаком с фрейдизмом на уровне американской домохозяйки .

Упомянутый уже Alms обратился к Набокову с перечнем вопросов, которые помогли бы ему понять отношение Набокова к Фрейду. Среди вопросов был и такой: знаком ли Набоков с работами Фрейда, или знает их со вторых рук? Писатель не ответил.

Но тут, пожалуй, сомнения разрешаются внимательным чтением самого Набокова. Психоаналитические термины употребляются верно, причем не только фрейдовские, но и Карла Юнга. Пародийные ситуации, миражи и ловушки устроены со знанием дела и тонким пониманием многих нюансов. Можно отыскать и непосредственные доказательства. Ван Вин из «Ады» (гл. 4) приводит высказывание Фрейда: «В мою студенческую пору я старался дефлорировать как можно больше девушек из-за того, что провалил экзамен по ботанике». Хотя Фрейд, разумеется, ничего такого не писал, цитата показывает знакомство с первоисточником. Фрейд действительно упоминал в «Толковании сновидений», что чуть было не провалил экзамен по ботанике, ошибившись в определении крестоцветных.

Во второй лекции «Введения в психоанализ» Фрейд приводит пример ошибочных действий: одна социал-демократическая газета напечатала: "Среди присутствующих был его величество корнпринц". На следующий день – исправление, и опять с ошибкой: "кнорпринц" .

А вот у Набокова в романе « Бледный огонь»: «В газетном отчете о коронации русского царя вместо «корона» (crown) было напечатано «ворона» (crow), а когда на следующий день это было с извинениями исправлено, произошла вторая опечатка - «корова» (cow)» . (Комментарий к строке "На базе отпечатки".)

Детальное знакомство с текстами Фрейда несомненно. В телеинтервью Бернару Пиво (май, 1975) Набоков называет Фрейда комическим писателем, читать которого следует неприменно в оригинале.

Зигмунд Фрейд был постоянной и излюбленной, но не единственной мишенью Набокова. К удивлению многих, писатель не просто критически оценивал Федора Достоевского, но многократно, при всяком удобном случае возвращался к своим нападкам – в частных разговорах, лекциях, письмах, интервью, пародийных сценах романов. Следует ли предполагать, что в отношении Фрейда действовали особые, глубинные психодинамические силы, отсутствующие в других случаях? Быть может такая воинственность, удовольствие от заклания священных коров, такие «пощечины общественному вкусу» вполне соответствовали темпераменту Набокова? (Об этом – в заключительной части работы).

Язык, который отец психоанализа выбрал для описания своих теорий, предлагал редкие возможности для насмешек, пародий и розыгрышей, и Набоков с готовностью пользовался этим. Но не уклонялся он и от серьезной критики. Из интервью Джейн Хоуард: «Наши внуки, без сомнения, будут относиться к сегодняшним психоаналитикам с тем же любопытствующим презрением, с каким мы относимся к астрологии и френологии» .

Не только внуки, но и некоторые современники писателя полагали, что построения Фрейда (а также модификации и ереси этого направления) слишком далеки от науки, какими бы критериями последняя не определялась. Строгое определение Карла Поппера требует, чтобы научная теория содержала возможность её опровержения. Сам Фрейд, хотя и стремился соотнести свою метапсихологию с биологическими процессами, вынужден был удовлетвориться её теоретической логичностью: «По существу, психоанализ есть исследовательский метод, беспристрастный инструмент, скажем, наподобие исчисления бесконечно малых» .

Он, следовательно, не может быть проверен экспериментальными или любыми другими методами «чужих» наук. Единственный способ его верификации – личный опыт, психоаналитическая практика.

Попытки проверить психоаналитические теории, тем не менее, предпринимались. S.Fisher и R. Greenberg составили их обзор . Убедительных данных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть главные положения теории получить, однако, не удалось. Некоторые утверждения Фрейда как будто бы подтверждались, хотя бы отчасти, другие – нет, но главная проблема так и осталась нерешенной – найти надежные способы проверки. Проф. Бар-Иланского университета Яков Рофэ не смог отыскать эмпирические доказательства реальности вытеснения и связанного с ним понятия бессознательного .

Из-за этой-то недоступности проверке и опровержению, Карл Поппер посчитал психоанализ хорошим примером псевдонауки .

Лечебная практика психоанализа представлялась Набокову шарлатанской, а теоретические толкования - опасными для общества. Он даже полагал, что диктаторы только по недомыслию не привлекли его для своих целей, ибо «в психоанализе есть что-то большевистское: внутренняя полиция» (интервью Анн Герен). В романе «Бледный огонь» герои беседуют о «взаимном влиянии и проникновении марксизма и фрейдизма» и их относительной вредоносности: «из двух ложных доктрин хуже всегда та, которую труднее искоренить» (гл. "Горный вид". Комментарии Кинбота).

Попытки некоторого рода синтеза двух влиятельных доктрин действительно предпринимались психоаналитиками второго поколения (Wilhelm Reich, Erich Fromm и др.) Все они искали теоретические основания для общества, свободного от всякого подавления – социального и сексуального. Ничего соблазнительного для тоталитарных теоретиков фрейдизм и все его многичисленные модификации, как кажется, не содержали.

Чем дальше удаляется теория от источника её возникновения, тем вероятнее её разнообразные искажения. В интервью Николасу Гарнхэму Набоков говорил: «Считаю также, что фрейдистская теория ведет к серьезным этическим последствиям, например, когда грязному убийце с мозгами солитера смягчают приговор только потому, что в детстве его слишком много - или слишком мало - порола мать, причем и тот и другой «довод» срабатывает» (интервью Николасу Гарнхэму).

Действительно, психоаналитические методики, применяемые без должной осторожности, могут стать опасными для общественного здоровья. В 80-х годах прошлого столетия в Соединенных Штатах и других англоязычных странах происходили события, странным образом напоминающие "охоту на ведьм" 16 века. Речь идет о т.н. «Satanic Panic». Охватившая поначалу консервативные христианские общины, паника распространилась достаточно широко, чтобы повлиять на социальных работников и полицейских чиновников.

Сообщения прессы о Ритуальных преступлениях сатанистов (Satanic ritual abuse), книги и телевизионные интервью с жертвами содержали кошмарные подробности страданий, перенесенных в детстве, воспоминания о которых пребывали в подавленном состоянии долгое время. Понадобилось вмешательство психотерапевтов (социальных работников, психологов, врачей) чтобы явить их сознанию психоаналитическими методами. После длительных следствий и уголовных процессов над предполагаемыми преступниками было, наконец, признано, что воспоминания не отражают реальных событий .

Справедливости ради следует напомнить, что Фрейд предполагал возможность ложных воспоминаний о сексуальных травмах.

Психоанализ и различные его ответвления породил особый вид литературной критики. Усилия направлялись на обнаружение скрытых мотивов – как у авторов, так и у героев их творений. Сам Фрейд был увлечен возможностями метода. Знаменитая нерешительность шекспировского Гамлета вызвана, по его мнению, не склонностью к чрезмерной рефлексии и не слабым невротическим характером. Гамлету трудно решиться на месть человеку, действия которого воплощают в реальности эдипов комплекс самого Гамлета – убийство отца и обладание матерью. Гамлет чувствует, не сознавая причины, собственную виновность. Фрейд уверен также, что в трагедии, написанной вскоре после смерти отца, отражаются собственные чувства Шекспира .

Увлечение методом сохраняется и поныне. Набоковский рассказ «Облако, озеро, башня», написаный в 1937 г. получил любопытное толкование в 1989. Для этого привлекаются 2 ключевых эпизода. Василий Иванович, главный герой рассказа, предлагает попутчикам-немцам огурец – вклад в общую трапезу. «Огурец всех рассмешил, был признан несъедобным и выброшен в окошко». Наконец, из окна поезда открылся чудесный вид: «Это было чистое, синее озеро с необыкновенным выражением воды. Посередине отражалось полностью большое облако. На той стороне, на холме, густо облепленном древесной зеленью (которая тем поэтичнее, чем темнее), высилась прямо из дактиля в дактиль старинная черная башня».

Пораженный красотой ландшафта, герой решает остаться на озере и не возвращаться в Берлин. Простой и очевидный смысл рассказа – конфликт творческой личности с немцами-нацистами. Но предлагается анализ иного рода. Огурец, выброшенный в окно, символизирует кастрацию; ландшафт с озером и зеленью – женское, в данном случае материнское тело; внезапное решение остаться - желание возвращения в матку. Но героя «исторгают» из этого убежища – избивают и заставляют вернуться в Берлин .

Фрейд в своих лекциях действительно приводил пример сна , где ландшафт с горой и лесом символизировал тело женщины. О том, что реальный пейзаж для бодрствующего человека может иметь то же значение, он нигде не писал.

Norman N. Holland спрашивает: какой толк, какая польза от предположения, что Гамлет переживал эдипов комплекс, и Шекспир, вполне возможно, тоже? В чем польза от утверждения, что Отелло и Яго связывали гомосексуальные чувства? Какова, вообще, цель психоаналитической литературной критики? Цель эта, полагает Holland, помочь нам понять и выразить словами психологический опыт, полученный при чтении .

Не следует ли из этого, что читатель должен присоединиться к поискам и добавить свой эдипов комплекс к открытому у автора и его героев? Или же свои скрытые гомосексуальные чувства?

Набоков считал исключительно вредными любые толкования художественных вымыслов – их социальной значимости, моральных уроков, но в особенности – поиски символов и скрытых значений: «А если серьезно: фрейдисты опасны для искусства: символы убивают чувственное наслаждение, индивидуальные грезы… А уж пресловутая сексуальность! Это как раз она зависит от искусства, а не наоборот, поймите: именно поэзия на протяжении веков делала любовь более утонченной….» (интервью Анн Герен).

Все набоковские обвинения, даже и самые рискованные, повторяются в сенсационном сборнике «Черная книга психоанализа», который вышел во Франции в 2005 г.

Книга подозревает отца психоанализа в недобросовестности и подтасовках, а сам метод - во вреде, нанесенном его ложными толкованиями. Критика, разумеется, не осталась без ответа, но горячность споров кажется преувеличенной для учения столь почтенного возраста, теория и практика которого отметила столетний юбилей.

В течение десятилетий выстраивал психоанализ сложную систему спекулятивных понятий о структуре психики, её развитии и патологических отклонениях. При всей увлекательности этого лабиринта, из него не было выхода. Современное положение психоанализа (со всеим его ответвлениями и новшествами) кажется вполне определенным. Развитие психиатрии оттеснило психоанализ без объявления войны, просто потому, что он не соответствует практическим требованиям. Как бы увлекательно ни объясняли психоаналитики происхождение навязчивых состояний, разработка лекарственных средств ведется не с учетом их гипотез, но при исследовании химических медиаторов в нейрональных синапсах.

Единообразная диагностика психических заболеваний совершенно необходима для оценки эффективности лекарств при их испытаниях в различных медицинских центрах. Она учитывает лишь феноменологию, лишь клиническую картину, никак не относясь к гипотетическим причинам болезней, том числе и глубинным психодинамическим процессам. Теоретические основы фрейдовской метапсихологии представляют, увы, лишь исторический интерес. Разнообразные методы психотерапии – поведенческие, когнитивные др. значительно потеснили психоанализ.

В сухом остатке после столетней интенсивной работы находятся, однако, серьезные ингредиенты.

Прежде всего – бессознательное, ставшее популярным благодаря фрейдистам. Установлено с достаточной надежностью, что значительная часть информации воспринимается и обрабатывается неосознанно, и влияние её на человеческое поведение несомненно. Правда, это не бессознательное психоаналитиков с подавленными сексуальными и агрессивными побуждениями, стремящимися вырваться из заключения.

Другим ценным наследием, прошедшим испытание критикой, являются защитные механизмы , без учета которых трудно понять многие детали поведения отдельных лиц или целых групп в травматических ситуациях. Исследование психологической защиты, по крайней мере некоторых её видов, открывает иные процессы, не требующие психоаналитических объяснений.

Другое дело – гуманитарные сферы культуры. Увлекательность психоаналитических толкований издавна завораживала художников, литераторов, кинематографистов. Психоаналитические понятия глубоко проникли в стереотипы мышления западного человека. Мы продолжаем привычно пользоваться такими определениями как нарцистизм, идентификация, говорим о раздутом эго, трактуем забывчивость по Фрейду, поминаем в подходящих случаях архетипы Юнга, комплекс неполноценности Адлера. Не избежал этого даже Набоков. Он соблазнился фрейдистской трактовкой забавного эпизода на судебной процессе актрисы Джоан Берри против Чарли Чаплина.

Актриса заставила престарелого комика вступить с ней в интимную связь, угрожая пистолетом. Из письма Набокова Эдмонду Уилсону: «Меня умилил фаллический подтекст пистолета, которым поигрывала Джоан в перерыве между «интимным актом» с «полностью обнаженным» Чарли Чаплином. По всей вероятности, «седовласому комедианту» пришлось выбирать между тем, кто «разрядится» - он сам или пистолет, и он благоразумно избрал вариант менее летальный».

Человек не может отказаться от ежедневных попыток понять мотивы поведения окружающих, от этой психологии (и психопатологии) обыденной жизни, даже и сознавая ее шаткий характер. В этом, возможно, причина живучести психоанализа. Зигмунд Фрейд предложил фантастическое толкование явлениям, многие из которых не находят научного объяснения и сейчас, через 75 лет после его смерти.

Примечания

Зигмунд Фрейд. Толкование Сновидений. Из-во Харвест, 2005. Пер. Я. Коган. Гл.5, стр. 70. http :// www . loveread . ec / read _ book . php ? id =8778& p =144

Freud, S. (1914). On the history of the psychoanalytic movement. In J. Strachey (Ed. and Trans.), The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud, (Vol. 15, pp. 7–66). London : Hogarth Press .

13. Набоков, Владимир. “Лаура и ее оригинал. пер.Геннадий Барабтарло. Гл.3 (7). http :// royallib . ru / read / nabokov _ vladimir / laura _ i _ ee _ original . html #174624

Александр Кунин — человек неутомимый, увлеченный, работоспособный, человек-идея. То, что он делает с индустрией комиксов в России уже не первый год, достаточно глобально, чтобы он мог считаться авторитетом в этом направлении. В его оптимистические взгляды на будущее комиксов, или, точнее сказать, на будущее российских рисованных историй, сложно поверить сейчас, но на кого ещё можно положиться в этом вопросе? Ведь Саша знает «кухню супергероев» изнутри и может не только объяснить, чем манга отличается от марвела или европейского комикса, но и рассказать, как создать самый большой в России Комикс-центр.

Итак, о комиксах и рисованных историях, о их вреде и пользе, о фестивалях «КомМиссия» и «Comic Con Russia», о прошлом и будущем индустрии комикса в России мы поговорили с создателем первого Комикс-центра в нашей стране.

Кем ты мечтал стать в детстве?

Никем особенным, но мне всегда хотелось рисовать, наверно, потому что все мои родственники хорошо рисовали. Мама и дядя часто ходили в кино бесплатно — потому что сами рисовали билеты.

Как ты пришел к комиксам?

В детстве я любил собирать вкладыши от жвачки. Мои любимые – приключение «TipiTip» (Типи Тип ). Это, как оказалось, были мои первые комиксы. Еще мы с мамой покупали разные журналы с комиксами, и особенно мне запомнились комиксы про Филиппка. Уже в 90х были «Черепашки Ниндзя». Так что комиксы присутствовали в моем детстве активно. Однажды в 1998 году в одном киоске я обнаружил журнал «ВЕЛЕС», это был его последний выпуск. Екатеринбургский журнал комиксов. Он мне очень понравился. Так началось мое увлечение комиксами. Но потом я про это увлечение совсем забыл, однако судьба сама меня привела…

Еще во время учебы в Полиграфическом институте (МГУ Печати), я часто бывал на кафедре художественно-технического оформления печатной продукции. И понял, что изображения в книгах – это то, что мне интересно. Я много думал над идеей, что мы воспринимаем мир визуальными образами, а потом начинаем их расшифровывать, соответственно, воздействие образов на человека – первично, и человек может еще не понять, что произошло, а его уже, например, загипнотизировали. И мне стало интересно, как формируется эта магия изображения. И так я случайно пришел к комиксам.

Изначально меня интересовал фототекст. Фототекст – это такой неологизм А.А. Гречихина, нашего преподавателя по библиографии.

Те же комиксы?

Да. В одном месте я начал рассказывать про фототекст, и мне так и сказали: «Вы про комиксы что ли?»… И мне стало так обидно – какие комиксы, я серьезным делом занимаюсь. А потом задумался и понял, что, конечно, все это комиксы.

Как появилась идея создания комикс-центра и как ты пришел в Российскую государственную библиотеку для молодежи ?

Когда случился кризис 2008 года, я работал тогда в дизайн-студии бильд-редактором, мне объявили, что я должен работать дома и что обещают задержки зарплаты. Делать мне было нечего, и я создал сайт «Хроники Чедрика», онлайн-журнал, который выходил каждый месяц. Потом деньги у студии появились, и мы выпустили этот журнал в печать. Это был журнал про комиксы, попытка анализа комикс-среды в России, там публиковались интервью с издателями, художниками. С этим журналом я и вошел в сообщество комиксистов.

К 2010 году я был уже автором ряда выставок и проектов по комиксам, в том числе и на фестивале «КомМиссия» (международный фестиваль комиксов, который ежегодно проходит в Москве — прим.ред ). Я организовал выездную библиотеку комиксов, очень боялся, что ее разворуют в первый же день, но ничего такого не произошло. Наоборот, она имела большой успех, и люди приносили свои книги в дар. Так что люди гораздо лучше, чем можно о них подумать.

Также я инициировал круглый стол, где собрались издатели, книготорговцы и библиотекари. Идея была в том, чтобы они наконец увидели друг друга в глаза и сказали все, что они думают друг о друге. Из библиотек мало кто откликнулся, однако среди откликнувшихся была директор Библиотеки для молодежи Ирина Борисовна Михнова. Она заинтересовалась тем, что я делаю, рассказала, что в библиотеке тоже есть комиксы и попросила проконсультировать её по вопросу закупки комиксов. А я вдруг предложил: «Давайте организуем комикс-центр, как в библиотеках разных стран мира». Через неделю мы принесли бизнес-план, и Ирина Борисовна согласилась. Сначала центр был маленьким, но со временем коллекция росла, и сейчас Комикс-центр РГБМ — это самый большой публичный фонд комиксов в России.

Чем занимается комикс-центр?

У нас несколько направлений. Во-первых, мы занимаемся формированием фонда. Сейчас это не сложно — поехал в любую страну мира и закупил все, что тебе нужно. Да и в России с каждым годом подобных изданий выходит всё больше и больше. Мы стараемся представить все существующие стили и направления, самые яркие, интересные образцы, поэтому ведем очень серьезный отбор того, что завозим сюда. Что касается русских комиксов — мы стараемся собрать все, но не все выставляем. Так как есть образцы сделанные не очень качественно, и они явно не принесут удовольствие читателю, но могут пригодиться какому-нибудь исследователю, поэтому они у нас хранятся в фонде и найти их можно по электронному каталогу.

Во-вторых, у нас есть клубное направление — большой Комикс-клуб, отдельно клуб манга, киноклуб Бардо и в планах у нас запустить клуб анимационного кино. Комикс – это каркас современного анимационного кино. Формирование языка современной визуальной культуры — это непростая тема, но интересно было бы о ней поговорить.

Третье направление – издание сборника «Изотекст», где публикуются статьи и комиксы. Комикс – это четкая фиксация ментальности человека. В каждый стране есть свои особенности изображения, а комикс дает возможность визуальной коммуникации. Это мы также пытаемся передать в «Изотексте», собирая работы и исследования в России и по всему миру.

Четвертое направление – это работа в регионах нашей страны. РГБМ – федеральная библиотека, методический центр для всех юношеских библиотек, и мы работаем с ними. Оказалось, что наш опыт интересен в регионах и нас стали приглашать в библиотеки, чтобы мы рассказали, как мы создали Комикс-центр, как развиваем это направление и как наш опыт можно использовать в работе других библиотек. Мы разработали специальные программы для регионов, в которых есть презентация нашего центра, информация о его работе и исследования этой культуры в России (какие есть группы читателей, как правильно с ними работать, кто с ними должен работать и т.д.).

И как ситуация в регионах?

В одних регионах комиксы читают, любят, и движение комиксистов очень развито, в других — интерес есть, но практика не наработана.

Комиксы должны отвечать духу времени, да? А должны ли они нести социальную нагрузку, быть политизированы? Или основная их функция все-таки развлекательная?

С таким же вопросом можно подойти к литературе, или к кино, или к другому художественному пространству. И ответ будет такой же. Безусловно, у комиксов есть такой потенциал, все зависит от автора. Можно сделать агитпроп, а можно сделать произведение искусства.

Чем отличается комикс от литературы, кроме картинок?

Комикс от литературы отличается тем, что это другой язык повествования. Как музыка, скульптура или другой вид искусства.

В Европе есть такая тенденция: классическую литературу переводят в комиксы, в основном это делают для детей. Как ты относишься к этой тенденции? Не потеряем ли мы так литературу?

Многие авторы не адаптируют литературу под комиксы, а создают как бы свой взгляд на это произведение, то есть делают комикс по мотивам. Когда мы читаем художественное произведение, то у нас в голове возникает ряд визуальных образов, и это наша история. Когда мы читаем комиксы, образы уже созданы кем-то, поэтому и произведение уже воспринимается по-другому.

Но есть, конечно, комиксы, которые меняют суть оригинала, то есть ситуации, когда авторы играют против литературного произведения, иногда даже не по своей воли. Анджей Климовски сделал комикс по мотивам произведения Булгакова «Мастер и Маргарита». На самом деле, этот комикс нужно было назвать «Сны Ивана Бездомного», потому что в конце оказывается, что весь сюжет просто приснился Бездомному. Получается, это уже не «Мастер и Маргарита».

То есть комиксы по литературному произведению имеют место только как субъективный взгляд, как вариант прочтения?

Абсолютно.

Дать ребенку комикс по литературному произведению и сказать: «Возьми прочитай, познакомься, что это такое», — это тоже нехорошо?

Нет, но может быть такая ситуация, ребенок взял этот комикс, прочитал его, заинтересовался сюжетом и захотел уже прочитать произведение, лежащее в основе комикса. И хорошо, когда комикс не является полным переложением оригинального сюжета, тогда ребенку будет интересно читать оригинал.

Есть комикс, посвященный жизни Анны Франк, в том числе и периоду, когда она была в нацистском лагере. Как ты думаешь, действительно ли детям стоит знакомиться с этой ужасной историей в таком, более доступном им варианте, или это наоборот упрощает и снижает ценность этой истории?

Каждому свое. Кому-то проще воспринимать такой вариант, кому-то нет. Все индивидуально. Арт Шпигельман, еврей польского происхождения, который давно живет в США, одним из первых создал комиксы на тему фашизма и концлагерей. И сначала этот комикс шокировал читателей, потому что казалось, что нельзя говорить о таких вещах в таком низком жанре. А сейчас он признанный и уважаемый художник.

Многие воспринимают комиксы как низший жанр: несложные картинки, примитивный текст, никакой драматургии. Готов ли ты это опровергнуть?

А что тут опровергать? (смеемся) Когда человек начинает с чем-то бороться, значит, у него самого есть какой-то комплекс. Посмотрите на супергероев, любой супергерой – это глубоко спрятанная личная проблема, взять хотя бы Супермена, который ищет себя, свой дом, свое место в жизни.

Низкими жанрами обновляется искусство. Литература умерла бы, если бы в нее не вошел бы низкий жанр, например комедия, но кто сейчас называет комедию низким жанром? Или фэнтези? Так же и с комиксом, он пришел для того, чтобы обновить искусство, сделать его адекватным времени.

Но не пришел ли он упростить искусство?

Это невозможно, наоборот, комикс как способ повествования существовал всегда. И житийные иконы, и развернутые карикатуры можно назвать протокомиксами. Но раньше их распространение было не так серьезно, как сейчас. Сегодня же очень много разнообразной информации, и мы привыкли поглощать ее огромными порциями. И комикс дает нам эту информацию, но сжато. И тем лучше комикс, чем более сжат этот концентрат информации и чем больше в нем разнообразных смысловых отсылок. Например, «Астерикс и Обеликс», он весь состоит из цитат реальных персонажей, отсылок к реальным событиям.

То есть комикс, во-первых, это пример культуры постмодернизма…

Чистой воды…

И во-вторых, комикс переживает расцвет. Так ли это?

Да, и плюс комикс – это такая точка входа, он все кодирует, но так, что мы быстро можем расшифровать, и дает нам отсылки, где искать продолжение, где больше информации.

Раньше считалось, что комиксы читают только представители субкультур. Несколько лет назад, после выхода сериала «Теория большого взрыва», стало принято считать, что комиксы для ботанов-ученых. А кто сейчас читает комиксы?

Совершенно разная аудитория. И это опять про расцвет комиксов. Они бывают очень разными, каждый может найти что-то свое. Сейчас многие читают мангу. Если раньше их могли читать только состоятельные детишки и интеллектуалы, потому что их было не достать, то сейчас все больше людей увлекаются мангой. И появляется много авторов. Некоторые из них рисуют пустую мангу, отчасти копирующую или отсылающие к известным сериалам, а есть авторы, которые используют стилистику манги, но рассказывают острые социальные истории.

Чем манга отличается от американских и европейских комиксов?

Манга и американские комиксы формируются на штампах, то есть они сдаются в печать очень быстро, времени на разработку довольно мало, поэтому художники пользуются визуальными клише. В Японии для манги даже разработан целый ряд изображений эмоций и настроений, и их просто вставляют в работу. А европейские комиксы более продуманные, в них больше деталей. Прежде, чем художник создает произведение, он исследует атмосферу, скрупулезнее относится к работе.

А тематика?

Идентична, но различаются способы подачи. Например, азиатская история больше ориентирована на эмоции, чувства, переживания, там одна драка может длиться 100-200 страниц, но за эту драку мы узнаем весь богатый внутренний мир героя.

В Европе огромное значение уделяется графике, построению сюжета. Американский комикс больше построен на экшене. Но в Америке есть огромный пласт авторского альтернативного комикса, который нарушает все законы. Когда Френк Миллер, ключевой автор этого альтернативного сообщества, попал в мир мейнстрима и начал, например, рисовать Бэтмана, это была новая волна и это было круто. Альтернатива часто влезает в мейнстрим и создает свое направление.

Год назад разразился скандал с манга-комиксом «Тетрадь смерти» (культовая японская манга , придуманная Цугуми Обой и нарисованная Такэси Обатой ). 13-летняя девочка из Екатеринбурга, поклонница «Тетради смерти», покончила жизнь самоубийством. И родители утверждали, что она это сделала после прочтения комиксов. Они просили запретить эти комиксы. Что ты об этом думаешь?

Если у этой девочки нашли бы Библию, что бы тогда сказали? «Она читала Библию и покончила с собой»? Там много моментов, которые можно по-разному интерпретировать. Мне кажется, здесь проблема в другом. Ребенок живет в комплексном мире, где много составляющих. И если у него появляются мотивы к самоубийству, значит они возникают не просто так, и первый, кто должен знать о них – это родитель, на нем лежит ответственность. Если родителям наплевать на ребенка, то неизвестно, как будет развиваться его судьба, не может быть, чтобы одна книжка изменила целую жизнь ребенка, она может стать последней каплей, он может в ней найти то, что ему было нужно, когда ты на что-то настроен, ты это ищешь и видишь повсюду. Хотя, безусловно, информация должна ранжироваться и определенная информация должна попадать людям в определённом возрасте.

То есть ты поддерживаешь маркировку по возрасту?

Нужно сказать, что маркировка не наше изобретение, в Америке в 60-х годах случился скандал, когда комиксы приняли за советскую пропаганду и изобрели комикс-код – значок с возрастом. То же самое было и в Европе. А в магазинах было определено четкое место под те или иные комиксы: эти можно детям, а эти нет. То есть идея хорошая, но другой вопрос, как она реализуется…

Расскажи немного об история комиксов в России.

В конце 80 годов образовалась студия «Ком» в Москве, с этого начинается движение комиксов. Затем в Екатеринбурге появились журналы комиксов, один их них — «ВЕЛЕС». Потом студии начали издавать книги комиксов. Из жанров в основном были представлены фантастика, юмор, хоррор, детектив. В 2001 году появился фестиваль «КомМиссия», и начался новый этап развития комикса в России, а с 2005 года появились издательства, профессионально занимающиеся комиксами. 2010-2011 – время когда книг стало много, рынок стал более оформленным. Сейчас происходит формирование корпораций по темам и направлениям.

Расскажи о фестивале рисованных историй «КомМиссия». Как он появился?

Фестиваль рисованных историй «КомМиссия» появился в 2001 году. За два года до этого достаточно известный сегодня художник Хихус (Павел Сухих – прим. ред. ) тогда только вернулся в Россию из Дании, где прожил несколько лет. Именно там он узнал, что комиксы — это не только какие-то легкие истории для детей, а на самом деле вид искусства, через который может быть отражена любая тема, от политики до глубоких душевных переживаний. В 2000 году он решил организовать небольшую выставку комиксов в Москве, на выставку пришла Наталья Монастырева, выставочный куратор, и предложила создать большой фестиваль. Ничего подобного в России тогда не было. Хихус сначала сомневался, но Наталья его убедила. Так в 2001 году организовался фестиваль, Хихус был его идейным вдохновителем, а Наталья Монастырева – главным организатором и куратором.

К сожалению, в 2006 году Натальи не стало, и начался кризис фестиваля. Ведь что такое фестиваль? Эта огромная работа, которая идет круглый год: планирование, поиск гостей, площадок, организация, продвижение, — и очень важно, кто занимается этой работой. Когда Натальи не стало, было очень трудно найти такого человека.

Как ты попал на этот фестиваль?

Я попал на фестиваль в 2008 году. Безусловно, я был знаком с фестивалем и раньше, но работать на нем начал именно тогда. Сначала мне было интересно просто войти в среду, понять, кто эти люди, чем они занимаются, зачем они это делают — такой исследовательский интерес у меня был. И меня все это больше и больше затягивало. Сначала я только писал статьи, общался с художниками, авторами, издателями. Затем у меня стали возникать проекты, я предлагал их Хихусу, и он давал мне зеленый свет. Мы с ним сошлись в том, что он не любит что-то делать за других, а я терпеть не могу, когда что-то делают за меня. Так я начал проводить свои выставки, встречи, лекции, круглые столы. И это прекрасное время, никто мне не мешал и я был свободен в создании своих проектов.

Известно, что большим фестивалям сложно долго существовать, «КомМиссия» же существует уже более 10 лет. При этом фестиваль претерпевал много изменений, что же сейчас он представляет из себя?

В 2013 году был серьезный кризис. Было непонятно, что делать дальше, так как не было человека, который бы смог нести на своих плечах всю организацию, а нужно заметить, что несмотря на спонсоров, организаторы на фестивале еще ни разу не заработали. После смерти Наташи, Хихус искал такого человека, который продолжил бы ее дело, но те люди, которые за это брались, либо не понимали, что и как нужно делать, а в данном случае нужно быть очень вовлеченным в тему человеком, либо хотели сразу славы и денег, но когда понимали, что здесь нужно много работать — уходили. Тогда я предложил Хихусу сделать следующий фестиваль на базе Библиотеки для молодежи. Он согласился. И Ирина Борисовна, директор библиотеки, разрешила мне попробовать.

Два года фестиваль проходил в РГБМ. Получился такой домашний фестиваль. В том году к нам пришло две с половиной тысячи человек, в этом году – около пяти тысяч. И это здорово. Но сейчас понятно, что нельзя останавливаться на этом формате, потому что это большой российский и более того — международный фестиваль. Поэтому мы приняли решение расшириться.

В 2015 году основной площадкой фестиваля станет Дизайн-завод ArtPlay, другие проекты мы планируем разместить на Стрелке, в Зверевском центре и, конечно, в Библиотеке для молодежи.

Сейчас стартует фестиваль «Comic Con Russia», в октябре будет фестиваль «День открытых миров», посвященный различным субкультурам, в том числе играм и комиксам. По сути эти мероприятия близки «КомМиссии». В чем их принципиальные различия?

Разные задачи. «КомМиссия» — это главный профессиональный форум для всех, кто связан с этой сферой деятельностью, на который еще и приходят большие фанаты, поглощенные темой комиксов.

А задача этих двух фестивалей показать молодежи, что можно не только учиться, или сидеть дома, или прятаться в подъездах, что есть интересные занятия, увлечения, где много единомышленников, с которыми можно пообщаться на этих мероприятиях.

Современные субкультуры, как мне кажется, очень замкнуты в себе и не видят, что происходит вокруг, а такие фестивали помогают им выйти в свет, показать себя, посмотреть на других.

Как ты видишь будущее комиксов в России?

В России я вижу будущее не комиксов, а рисованных историй. Потому что комиксы – это американский формат, и история показывает, что когда этот формат появлялся в разных странах и культурах, он получал свое название и постепенно адаптировался под национальный колорит страны. Так было с мангой, со скандинавскими комиксами, так должно быть и у нас. Мы должны рассказывать о своих проблемах, создавать своих героев, и поэтому у нас должно быть свое название. Однажды Людмила Улицкая предложила название «ристори», но мне больше нравится «рисованные истории», кстати, тоже предложенные Улицкой. Звучит просто и понятно.

Я вижу будущее рисованных историй, во-первых, в создании нормальной индустрии, которая будет включать в себя мыслящего читателя со своими предпочтениями и большое количество издателей, занимающихся различными направлениями, а во-вторых — в серьезной дифференциации жанров, появление новых жанров, героев, внедрение национальных черт. Потому что рано или поздно читатель захочет узнавать в супергероях себя, своих друзей, читать про то, что окружает его в повседневной жизни. Так возникает национальной колорит в любом виде искусства.

Что такое хороший комикс или рисованная история?

Хороший комикс или рисованная история – это когда изображено то, что нельзя передать словами. Соответственно баблы с репликами героев и текст от автора не должны дублировать то, что изображено картинками

Посоветуй тем, кто далек от комиксов, кого стоит почитать, чтобы влюбится в этот жанр.

Френк Миллер и Джек Кирби, Маша и Даша Конопатовы, Тищенков, Хихус, Аскольд Акишин. Эти имена нужно знать.

22.01.2024

Расчеты

Самое интересное:

Презентация "Профессиональная этика" (11 класс) презентация к уроку по технологии (11 класс) на тему Профессиональная этика юриста презентация

Презентация на тему "интернет - зависимость - проблема современного общества"

Атомные электростанции Тип реактора на обнинской аэс